Пятница, 29.03.2024, 18:59
| RSS
Главная | Афганская война 1979—1989 - Форум
Меню сайта
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
  • Сквад =Bb=
  • sukhoi.ru
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • Инструкции для uCoz
  • Статистика

    2Форум

    [ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
    • Страница 1 из 1
    • 1
    Форум » Библиотека » История » Афганская война 1979—1989
    Афганская война 1979—1989
    LibraДата: Четверг, 02.06.2011, 03:38 | Сообщение # 1
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    "Если мне прикажут стрелять, я приказ выполню, но себя прокляну"
    Кровавая бойня на Южном Саланге перед выводом советских войск из Афганистана
    http://nvo.ng.ru/history/2009-02-13/14_Afganistan.html

    Как уже сообщалось в прошлом номере «НВО», 3 февраля 2009 года умер давний и постоянной автор нашей газеты, участник боевых действий в Афганистане и в других горячих точках генерал-майор Александр Антонович Ляховский. Публикуем материал, присланный им буквально накануне кончины...
    НЕСМОТРЯ НА ВОЗРАЖЕНИЯ
    Во время январского визита 1989 года министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе в Кабул президент Афганистана Мухаммед Наджибулла опять в настоятельной форме высказал просьбу – решить до вывода советских войск из его страны «проблему» Ахмад Шаха Масуда, ныне хорошо известного едва ли не всем полевого командира, отряды которого контролировали Панджшерское ущелье. Конечно, в Москве трудно было понять чаяния и настроения генералов, офицеров и солдат нашей 40-й армии, которые не рвались воевать, возвращаясь на Родину. Никому не хотелось убивать и погибать напоследок. Но высокопоставленные функционеры КПСС придерживались иного мнения.

    15 января Шеварднадзе на совещании в посольстве СССР заявил: «…Проведением операции против отрядов Ахмад Шаха нанести ему такой ущерб во всех районах базирования, который бы не позволил длительное время организовываться, выступать на любом направлении, главным образом на магистрали Хайратон – Кабул. Сейчас наша авиация наносит удары по всем районам, за исключением Панджшера и Южного Саланга. Как мне доложили, с 20 января планируется начать боевые действия и в этих районах с применением войск 40-й армии и ВС РА на Южном Саланге. По информации наших военных, советские войска с 1 января, а афганские – с 5 января уже были готовы к боевым действиям, однако по просьбе Наджибуллы, в этом я убедился лично, начало боевых действий отложено, чтобы завезти в Кабул минимально необходимое количество муки и другого продовольствия...»

    Вскоре руководство Ограниченного контингента советских войск (ОКСВ) получило указание министра обороны СССР генерала армии Дмитрия Язова срочно готовиться к проведению операции против отрядов Ахмад Шаха Масуда. При этом никакие возражения, доводы и аргументы наших военных представителей в Республике Афганистан и командования 40-й армии о нецелесообразности подобных действий в расчет не принимались.

    Вспоминает главный военный советник в РА генерал-полковник Михаил Соцков: «...Я министру обороны письмо написал, шифровку – категорически против этой операции. Нельзя проводить никаких боевых действий против Ахмад Шаха. Зима. Все боевые подразделения Ахмад Шаха в кишлаках среди мирных жителей. Только на постах к Салангу у него там наблюдатели и некоторые огневые средства.

    Но 22 января поздно вечером позвонил министр обороны Язов командующему 40-й армией Громову: «23 января начать операцию, на сутки раньше». И начали. Как начали? «Ураганы», БМ-21, «Гиацинты», «Буратино», сотни орудий и минометов обрушились на эти кишлаки, на все эти позиции, если можно так назвать этих афганцев. 400 самолето-вылетов только было сделано за эти 3 дня».

    В середине дня 22 января руководителю Оперативной группы МО СССР генералу армии Валентину Варенникову из Москвы позвонил Язов. Он приказал боевые действия против отрядов Ахмад Шаха Масуда начать на сутки раньше намеченного срока.

    Автор присутствовал при этом разговоре и наблюдал реакцию генерала армии Варенникова: с огромным трудом ему удавалось сдерживать свои эмоции и не сорваться, отвечая министру обороны. Конечно, это не была личная инициатива Язова, министр сам получил распоряжение советского политического руководства. Язов был ставленником Михаила Горбачева, заглядывал ему в рот и во всем его поддерживал. Уверен, что скорее всего такой приказ отдал Верховный главнокомандующий Вооруженными силами СССР Горбачев. Замечу, что метод устных указаний затем получил широкое применение у высших руководителей СССР – это давало возможность в случае неудачи отказаться от своих слов и свалить всю вину на непосредственных исполнителей, то есть на военных. Так было и в Тбилиси, и в Вильнюсе, и т.д.

    Конечно, изменение срока операции принципиального значения не имело. Но к этому времени не были готовы части афганских войск, которые, правда, требовались лишь для обозначения их «присутствия». Ведь операция проводилась под предлогом оказания помощи правительственным силам в выставлении сторожевых постов и отпора мятежникам, которые якобы препятствовали этому. Но подразделений афганской армии в тот момент в районе Южного Саланга еще не было, они туда только подходили. Пришлось принимать срочные меры, чтобы в ночь на 23 января хотя бы некоторые из них оказались в районе предназначения. Генералы и офицеры ОГ МО СССР, аппарата главного военного советника в Афганистане разъехались по установленным им точкам, обеспечивая выполнение этой задачи.

    Совместными усилиями в течение ночи удалось вытянуть отдельные афганские подразделения в район Саланга, а утром они стали выдвигаться для занятия сторожевых постов и застав. Как утверждалось потом в официальной пропаганде, когда афганские войска начали брать под охрану дорогу, по ним открыли огонь (конечно, это был предлог, а возможно, и провокация). На самом же деле утром 23 января по сигналу командующего 40-й армией генерал-лейтенанта Бориса Громова по Панджшеру и примыкающим к нему ущельям были нанесены заранее спланированные авиационный (в том числе и самолетами, базирующимися на аэродромах Туркестанского военного округа) и огневой удары, повлекшие человеческие жертвы и разрушения.


    Сообщение отредактировал Libra - Четверг, 02.06.2011, 03:41
     
    LibraДата: Четверг, 02.06.2011, 03:39 | Сообщение # 2
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    ТРАГИЧЕСКИЙ СПЕКТАКЛЬ
    По настоянию Варенникова и Громова, чтобы максимально снизить потери советских войск, избрали своеобразный метод боевых действий – нанесение огневых и авиационных ударов по прилегающим к магистрали районам, где отмечалось скопление мятежников. Операция по разгрому отрядов Ахмад Шаха Масуда получила кодовое название «Тайфун».

    23–25 января на Южном Саланге разыгрывался трагический спектакль, плата за участие в котором – человеческие жизни. Предварительно Масуду было направлено предостережение: если его отряды попытаются препятствовать выставлению застав правительственными войсками и раздастся хоть один выстрел, то вынужденно будет применена сила. Вся ответственность за это возлагалась на Ахмад Шаха. Об этом заранее было предупреждено население Панджшера и Южного Саланга. Президент Афганистана Наджибулла выступил с обращением к жителям Южного Саланга, в котором предлагал на время возможных боевых действий покинуть свои дома.

    Но все эти заявления являлись отвлекающим маневром. Вне зависимости от действий моджахедов Масуда 24 января 1989 года по их формированиям на Южном Саланге и в Панджшере планировалось нанесение мощных бомбо-штурмовых и огневых ударов.

    Из воспоминаний Героя Советского Союза генерала Валерия Востротина, командовавшего в Афганистане 345-м отдельным парашютно-десантным полком: «Эта операция не популярна среди нас. Есть что-то непорядочное в ней. У нас была договоренность с Ахмад Шахом, который в этот момент пользовался популярностью у народа, что он не будет препятствовать выводу наших войск, а мы не будем с ним воевать. На последнем этапе мудрость командующего армией генерала Громова позволила нам более или менее свободно организовать вывод войск. Руководство же Афганистана опасалось, что Ахмад Шах не только сильнее, но и авторитетней в народе. Поэтому оставлять сильную группировку Ахмад Шаха с его авторитетом, когда мы уйдем, им было невыгодно.

    Основной этап вывода войск пришелся на февраль. Не знаю, какие «умные» головы принимали такое решение, но если бы выводили летом, то вышли бы с меньшими потерями. На Саланге в феврале на высоте более 3000 метров всегда суровые климатические условия: снегопады, снежные лавины, гололед, заносы. Требовались большие усилия, чтобы обеспечить пропуск войск. Тем не менее кремлевские стратеги такое решение приняли.

    Охрану Саланга осуществлял 177-й мотострелковый полк 108-й дивизии. На период вывода войск этот участок был усилен подразделениями 345-го полка. А кроме того, Саланг охраняли вооруженные формирования Ахмад Шаха. Между сторожевыми заставами 177-го и 345-го полков располагались заставы моджахедов. Вот едешь по трассе. Видишь – отстроенная в камне стационарная сторожевая застава – это застава 177-го полка, большая палатка, камнями обложенная, – это застава 345-го полка, а если просто костер, гранатометы и автоматы, чалма – это ахмадшаховская застава. Такими двусторонними силами мы охраняли этот участок. И я вам скажу, проблем почти не было. Вечером душманы снимались и на ночь уходили в свои кишлаки. Там ночевали, а в 7 часов утра возвращались на свои места. Мы несли службу круглосуточно. Вот так все было организовано.

    Говорят, что на проведении операции настоял Шеварднадзе, а может быть, его уговорил Наджибулла? Но в любом случае решение принимал Горбачев, хотя военное командование, в том числе командующий армией, командиры дивизий и полков были против проведения этой операции. Нам была поставлена задача – уничтожить группировку Ахмад Шаха перед самым уходом. Но это просто непорядочно, если у нас была договоренность. Участвовать в таком бое с людьми, с которыми договорились, никто из нас не хотел. На тот момент они нам не были друзьями. Они сегодня наши друзья, а тогда они были нашими врагами. Но в той ситуации вероломно бить беззащитного противника – это был реальный удар в спину! Нам, профессионалам, была поставлена задача уничтожить вооруженные отряды Ахмад Шаха. Но мы не могли выполнить ее себе в ущерб – вызвать их на дуэль. Мы просто знали их график работы, места расположения их постов и места их ночной дислокации. И тогда за тридцать минут до того, когда они вылезут из своих нор и станут пить чай, по всем этим точкам нанести сумасшедшие артиллерийский и авиационный удары. Все цели на моем участке у меня на карте были обозначены. И так сделал каждый командир. Мы их просто подло уничтожили.

    Майор Юрасов погиб в этом полудневном бою из-за своего благородства. Одна из групп душманов осталась невредимой. Они подняли руки и шли ему навстречу сдаваться. А он был с двумя солдатами. И когда они подошли на близкое расстояние, подняв руки, просто из-за спины пустили пулеметную очередь. Хотя до этого он спас в кишлаке мирных жителей. Я считаю, что подлость мы все совершили».

    Боевые действия на Южном Саланге продолжались примерно трое суток. Генерал Лев Серебров, находившийся тогда в Афганистане в составе Оперативной группы МО СССР и неоднократно проявлявший личное мужество в самых экстремальных условиях, с горечью честно рассказывает: «Непростая это была операция... Понимая, что мирные жители надежно защищают его от ударов советских войск, Масуд приказал не выпускать из своих владений ни стариков, ни женщин, ни детей. Все выходы из ущелья оказались блокированными многочисленными кордонами. Но люди все-таки прорывались, часто не без помощи советских разведывательных подразделений. И только когда была получена достоверная информация, что в местах предстоящих боев мирного населения не осталось, был отдан приказ на открытие огня.

    Размышляю об этом и не могу отделаться от ощущения, что, ограничиваясь таким выводом, не говорю всей правды. Для полной ясности необходимо добавить, что солдаты и офицеры, которые должны были принять на себя последний бой, получив приказ, отнеслись к нему с большой настороженностью. Далеко не все знали истинный смысл предстоящей операции, да и возможности довести до каждого ее значение для обеспечения безопасности выводимых войск и в целом для укрепления позиций правительства Наджибуллы были ограничены. Надо понять моральное состояние исполнителей, тех солдат, кому за считанные дни до встречи с Родиной предстояло вновь проливать кровь.

    В то время уже раздавались голоса о неправомерности нашей войны в Афганистане, ее все настойчивее сравнивали с американской агрессией во Вьетнаме, да и сами люди уже задумывались над происходящим. «Что побуждает нас стрелять в простых афганцев?» – все чаще спрашивали мы себя. К тому же страна, которой мы девять лет оказывали разностороннюю помощь и поддержку, лежала в руинах. Разрушали ее все понемногу, ведь стреляли и с той, и с другой стороны, но значительная доля вины, несомненно, ложилась на нас.

    Нельзя было не видеть и разительную перемену в отношениях населения и воинов афганской армии к советским военнослужащим. Если в начале 80-х взаимные симпатии и дружеские чувства проявлялись на каждом шагу, то перед выводом войск все чаще из уст простых афганцев в наш адрес звучали угрозы и оскорбления (подполковник Серебров был начальником политотдела 108-й мотострелковой дивизии, которая первой вошла в Афганистан в декабре 1979 года. — А.Л.). Особенно усердствовали дети, науськиваемые священнослужителями и взрослыми. Конечно же, такая атмосфера тяжким грузом давила на офицеров и солдат и не способствовала боевому настрою.

    Остро врезались в память слова одного молодого офицера-политработника, прибывшего по делам службы с Саланга накануне операции. Докладывая о настроениях своих подчиненных, он пытался получить ответ на мучивший его вопрос: «Зачем опять кровь?» Насколько мог, я растолковал ему смысл и значение предстоящей операции и при этом добавил, что советское военное командование делает все возможное, чтобы разрешить проблему мирными средствами. На что он ответил: «Я, конечно, все понимаю и постараюсь вселить уверенность в офицеров и солдат своего батальона. Но скажу откровенно, если мне прикажут стрелять, я приказ выполню, но себя прокляну». Вот с таким настроением шли люди в свой последний бой, и ничего с этим поделать было невозможно».

    После окончания операции «Тайфун» Ахмад Шах прислал в советскую дипмиссию в Кабуле письмо на имя посла СССР в Афганистане Юлия Воронцова. Масуд возлагал на войска ОКСВ всю вину за последствия боевых действий на Южном Саланге: «Господин Воронцов! Я получил Ваше предупреждение. Последовавшие вслед за ним бомбардировки и те преступления, которые совершили ваши люди на Саланге и Джабаль-ус-Сарадже, ничего не изменят. В этой связи необходимо сказать, что позиция советского руководства, которой оно придерживается в последнее время в своих подходах к международным вопросам, и в особенности к афганской проблеме, вселила в нас веру, что новый режим в Советском Союзе изменился по сравнению со своими предшественниками, учитывает реальную ситуацию и хочет, чтобы проблема Афганистана решалась посредством переговоров. Мы также думали, что как минимум после десяти лет ужасов войны и убийств советские поняли психологию афганского народа, на опыте убедились, что этот народ невозможно силой, угрозами поставить на колени, заставить что-либо сделать. К сожалению, продолжается ненужное давление, которое вы оказываете для поддержки горстки наймитов, предающих самих себя, которым нет места в будущей судьбе страны.

    Жестокие и позорные действия, которые ваши люди осуществили на Саланге, в Джабаль-ус-Сарадже и других районах в последние дни вашего пребывания в этой стране, уничтожили весь недавно проявившийся оптимизм. Напротив, это заставляет нас верить, что вы хотите любым путем навязать нашему мусульманскому народу умирающий режим. Это невозможно и нелогично.

    Мы надеемся, что новое советское руководство и его ответственные представители в Афганистане будут поступать в соответствии со своими собственными убеждениями, наберутся смелости осознать реальную действительность и поступать в соответствии с ней.

    С уважением, Ахмад Шах Масуд. 7.11.1367 г. (26.01.1989 г. – А.Л.)»
     
    LibraДата: Четверг, 02.06.2011, 03:40 | Сообщение # 3
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    ЕСТЬ, С КОГО СПРОСИТЬ

    Конечно, можно понять отчаяние, разочарование Ахмад Шаха – советское командование неоднократно нарушало заключенные с ним соглашения. Но и он должен был понять: мы не могли просто так уйти, бросить на произвол судьбы, без охраны магистраль, по которой осуществлялось снабжение Кабула всем необходимым. Мы ведь сотрудничали с режимом Наджибуллы, поддерживали его, поэтому свои заставы передавали правительственным силам.

    Вооруженный конфликт на завершающем этапе вывода не входил в наши планы. Его просто не удалось избежать. Наджибулла убедил руководителей СССР в необходимости этой операции. Советское военное командование, не желая кровопролития, до последнего момента надеялось, что удастся уйти мирно, но по инициативе Шеварднадзе этого не позволили сделать члены комиссии Политбюро ЦК КПСС по Афганистану. Был отдан приказ на проведение военной операции против вооруженных отрядов Ахмад Шаха на Южном Саланге.

    Я был свидетелем разговора Бориса Громова с Дмитрием Язовым, когда командующего 40-й армией убеждал министра обороны в нелепости этой операции, тем самым рискуя дальнейшей служебной карьерой и положением. Но все было тщетно. У власти в то время находились безнравственные люди, для которых чужая жизнь не стоила и ломаного гроша. Многие наши генералы, офицеры, сержанты и солдаты, находившиеся в январе 1989 года в Афганистане, уже тогда понимали: им не нужен этот «последний и решительный бой». Им, «шурави», незачем было больше бороться с оппозицией. Но имелся приказ! Как к нему отнестись? Некоторые «критики» советуют не выполнять такие, по их мнению, преступные предписания. Не знаю, может быть, им со стороны, из теплых кабинетов или офисов, виднее. Всегда легко давать советы, не отвечая за их последствия. Но когда армия начинает выбирать, какие приказы ей выполнять, а какие – нет, она перестает быть армией. Ведь давно известно, что армия в своих действиях никогда не руководствуется ничем, кроме приказа (ни здравым смыслом, ни необходимостью и т.д.). Этим она и отличается от всех других органов. Этим она и уязвима.

    Являясь важнейшим органом государства, стоящим на его защите, она, например, не смогла предотвратить распад Советского Союза. Ее мощь оказалась невостребованной, так как среди высшего военного руководства не нашлось достойного военачальника, который взял бы на себя ответственность за привлечение армии к защите государственного конституционного строя.

    И хотя многие командиры, политработники, солдаты были возмущены этим приказом, говорили, что после его выполнения не смогут носить правительственные награды, полученные в Афганистане, приказ все равно выполнили.

    Местные жители, выходившие из района боевых действий, в контакты с советскими военнослужащими не вступали, молча вынесли и уложили вдоль магистрали тела убитых в результате огневых ударов людей, не принимали от нас никакой помощи, хотя все было организовано: развернуты палаточные городки, пункты обогрева и питания, медицинские пункты.

    Разве армии нужна была эта операция? Военные опять – в который раз! – стали заложниками амбиций и скудоумия политиков. Вот чем обернулись последние дни пребывания наших войск в Афганистане, а для некоторых военнослужащих встреча с Родиной так и не состоялась, ведь они погибли в этом абсолютно им не нужном последнем бою. Вот и все.

    Очень редко политики, принявшие решение на развязывание войны или боевых действий и на словах взявшие на себя ответственность за это, предстают перед судом. Безнаказанность же инициирует принятие необдуманных и безответственных решений по применению силы. Не оттого ли они с такой легкостью посылают на смерть других людей и отдают приказы на проведение боевых операций или нанесение точечных бомбовых и ракетных ударов по «военным» объектам? Причем поводы для начала войны придумываются разные: для «защиты демократии», «соблюдения прав человека», «обеспечения завоеваний революции и целостности государства» и т.д., и т.п., но причина – безнаказанность политиков.

    Из воспоминаний Героя Советского Союза генерала Руслана Аушева: «Когда я встречался с Ахмад Шахом в 1998 году, мы с ним говорили долго. Он сказал мне поразительную вещь: «Я, говорит, мог же с вами воевать по-другому. Я же мог сбивать ваши пассажирские самолеты. Я же не сбивал пассажирские самолеты. Я с вами воевал, как воевал». И мы еще одну ошибку допустили в отношении него. Я не знаю, кто уговорил наше руководство, сейчас много разбираются, я думаю, что прольют свет на это темное и позорное пятно. Когда войска выходили в 1989 году, с Масудом договорились, что мы не стреляем в него, а он не стреляет по уходящим колоннам. Но уговорили руководство нашей страны нанести последний удар по Панджшеру, потому что это было самое тяжелое для Наджибуллы место. Это была, конечно, провокация, это было не по-офицерски, вообще не по-людски. И мы практически нанесли удар по людям, которые не ждали этого удара. И как мне рассказывали, там стояли мирные люди – что ж вы делаете. Даже при этом он не стал наносить удар по уходящим колоннам. Но это было решение ни командующего 40-й армии, ни командира дивизии, это был уровень Москвы, в которой было это решение принято. То есть руководство Афганистана уговорило руководство нашей страны нанести последний удар. И авиация нанесла его. И мы много с ним об этом говорили. Чувствовалось, что он благородный и мужественный человек, он защищал свою Родину. Не он же к нам пришел домой, а мы к нему пришли».

    Михаил Горбачев и его приспешники любили выступать в лике неких миротворцев, выведших советские войска из Афганистана, но при этом всегда умалчивали о том, что по их приказу неоправданно была устроена кровавая бойня и пролита кровь невинных людей на Южном Саланге. Советские политики по подозрительно необъяснимому настойчивому предложению Эдуарда Шеварднадзе и председателя КГБ СССР Владимира Крючкова приняли угодные Наджибулле решения. Если к этому еще добавить те инициируемые Наджибуллой бомбовые и ракетные удары, которые армия периодически наносила по приказам из Москвы, то преступное действие не спрячешь ни под какими миротворческими масками.

    Слово – генералу Соцкову: «24 или 25 января из района боевых действий на Южном Саланге прибыл подполковник Гончарук. Я его посылал туда. Он высокого роста – такого двухметрового. Он сам сапер, воин мужественный. Его в любое пекло можно было посылать. Он стоял передо мной, а у него комок в горле. Он не мог рассказывать. Я его спросил: «Расскажи, что там было?» А он говорит: «Товарищ главный военный советник, что там было?! Женщины выходили на дорогу, а там снегу было много, они выходили и бросали под колеса, под гусеницы наших боевых машин мертвых детей». Он не мог это говорить. Он много мне еще рассказал. Вот, что такое Саланг. Вот что такое Панджшер. Вот, что наделал там Горбачев. А у нас главное еще о Горбачеве правосудие не сказало. Оно должно сказать. Чтобы вообще афганскую войну закончить, у нас должно сказать свое слово правосудие!»

    Сейчас очень модно осуждать решение на ввод советских войск в декабре 1979 года, расценивая его как политическую ошибку. Но выводились войска в 1989 году, и, видимо, урок не пошел впрок. Приказы армии Верховным главнокомандующим по-прежнему отдавались без учета национальных интересов страны. Люди, голосовавшие за такие приказы, живы, но разве кто-нибудь из них, к примеру, те же Горбачев, Шеварднадзе, Александр Яковлев (умер в октябре 2005 года, не покаявшись), Егор Лигачев, Язов, оказался в ответе за эти приказы? Конечно же, они поспешили откреститься и от Афганистана, и от всего того, что там происходило. Натянув на себя маски миротворцев, всю ответственность они возложили на тех руководителей, кто ввел войска в Афганистан и кто к тому времени давно уже скончался...

    Кстати, Ахмад Шах не стал нападать на советские колонны при их выводе из Афганистана даже после этого вероломства на Южном Саланге, хотя возможности у него для этого были реальные.


    Сообщение отредактировал Libra - Четверг, 02.06.2011, 03:40
     
    LibraДата: Четверг, 02.06.2011, 15:19 | Сообщение # 4
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    Ляховский Александр Антонович
    Ахмад-Шах
     
    LibraДата: Пятница, 09.06.2017, 23:48 | Сообщение # 5
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    Карен Таривердиев. Меня хоронили пять раз

    На войне все дело – в соплях. Так утверждал мой знакомый служака-«афганец». Кто-то наматывает эти сопли на кулак и идет в бой. А кто-то растирает их по морде и остается в укрытии или прячется за спиной других. Есть еще такие, у кого соплей нет вообще, говорил мой приятель. Но их – единицы. И они всегда молчаливы. Почему? Просто всегда думают о жизни других. У майора разведки Карена Таривердиева за весь Афган погиб всего один боец в подразделении. Все остальные сотни жизней он вернул женам и матерям. А сам умирал пять раз. Он так про себя и говорит: обычный солдат. Рядовой майор.



    Карен Таривердиев, сын знаменитого советского композитора Микаэла Таривердиева, не пошел по стопам отца. Он стал профессиональным военным, был майором ГРУ, воевал в Афганистане, не раз ранен, награжден боевыми наградами. В интервью нашему журналу Карен Микаэлович рассказал о том времени.
    КРАСОТА

    - Меня хоронили раз пять, наверное. Последний раз в июне этого года, когда принимал очередную должность в нашей компании. Я грохнулся в обморок прямо на своем рабочем месте. Побледнел-посинел-покраснел, меня схватили, засунули в «скорую» и откачивали прямо среди передней линейки нашего автосалона, между «Аккордов», «Легенд», «Джазов» и прочих машин. А на следующий день в интернете читаю: «Как сказал главный врач, состояние Карена Таривердиева крайне тяжелое, но врачи не теряют надежды». А рекордным случаем была осень 2006 года, когда мне позвонил малознакомый издатель из Таллина и долго не мог поверить, что разговаривает именно со мной, а не с кем-нибудь из родственников, а потом грустно поставил в известность: «Я только что получил известие из Германии, что вчера вечером вы скоропостижно скончались от последствий старых ранений». Я потом даже в зеркало на себя взглянул для проверки... Так что к слухам о своей смерти я отношусь по большей части с иронией - как правило, они сильно преувеличены.

    - А что с вами случилось?

    - Внутреннее кровотечение. Я и ранен был тяжело, и половину внутренностей мне ампутировали. Вот теперь они иногда бунтуют. А что про ранение рассказывать? Как обычно на войне происходит: шел-шел - и бац, все, приехали… И никакой романтики. Первый раз пуля, третий раз мина, второй раз даже не помню что.

    - Некоторые военные находят в войне красоту…

    - Я тоже считаю, что есть красота. Ведь это соревнование. Или ты, или тебя.

    - А стоит война того, чтобы рисковать своей жизнью?

    - Один шведский историк подсчитал, что за пять или шесть тысяч лет написанной истории на планете было только 235 дней без войны. Человечество всегда воевало, всегда воюет и всегда будет воевать. Это совершенно естественное состояние. Томас Гоббс, «Левиафан» («Война всех против всех») - почитайте. Жил при Елизавете. Вспомните определение войны по Клаузевицу: «Война есть продолжение политики иными средствами». Этой же точки зрения придерживался Энгельс. Вот, собственно, и весь смысл.
    СЫН КОМПОЗИТОРА

    - А что вас, сына известного композитора, представителя золотой молодежи, толкнуло на войну?

    - Начнем с того, что я никогда не был представителем золотой молодежи. Золотая молодежь - это не про меня. Я не глянец. Отца я уважал и даже обожал, но мне было бы стыдно прятаться за его спину. Отец, если честно признаться, - сын «врага народа», мой дед сидел. Довольно долго, несколько лет. А по тем временам быть сыном «врага народа», пусть даже и частично реабилитированного, далеко не сахарная судьба. Так что все, что сделал отец, он сделал своими руками из ничего. С чего бы я должен пользоваться его благами, а не делать себя сам? Кто мне дал такое право?

    - Родители хотели сделать из вас музыканта?

    - В музыкальной школе я учился, только без особого успеха. Музыкальность отца и матери мне не передалась. Я вообще с детства ненавидел музыку и математику. Потому что все нормальные мальчишки после школы шли играть в футбол, а меня пичкали или музыкой, или математикой… У меня бабушка была учитель математики и за это дело даже была награждена орденом Ленина. То есть она заслуженный учитель. Так что чем я не буду заниматься в жизни ни за какие коврижки, когда вырасту, я с детства знал совершенно отчетливо. Справедливости ради надо отметить, что отец никогда не настаивал на моем музыкальном образовании. Видимо, отлично понимал мои чувства и трезво оценивал мой «музыкальный дар», а точнее, его полное отсутствие. Впрочем, впоследствии гитару и песни под нее я освоил вполне неплохо. Но это было уже ради себя и по собственному желанию, а отнюдь не по принуждению, как в музыкальной школе.

    - Как вы попали в военное училище?

    - Да, в общем, случайно. Отец сказал матери: «Не трогай его. Он сейчас в таком состоянии, что или в тюрьму сядет, или в армию должен пойти». Мы все в определенном возрасте изрядные обалдуи. Я бросил МГУ, философский... Собственно, и поступал туда только для того, чтобы себе доказать, что смогу поступить на самый престижный факультет. Но на втором курсе окончательно скис от тоски, несмотря на повышенную стипендию. Захотелось мужского экстрима. Мужской экстрим по тем временам - это что-то этакое сибирско-таежное. Уехал в Западную Сибирь, в Мегион, в нефтеразведочную экспедицию. Нахлебался таежной романтики выше крыши. Все нормально, только смысл? Я же на домик в деревне зарабатывать не собирался. Вернулся в Москву. Вот тогда отец и произнес свои мудрые слова. Я отправился в родной черемушкинский военкомат и попросил, чтобы меня призвали в армию, несмотря на имеющуюся бронь. В военкомате удивились, но в армию призвали.

    Оставил раненого - лучше тогда людям на глаза не показывайся, а застрелись в сортире, чтоб солдаты не видели, от позора и стыда


    Сообщение отредактировал Libra - Суббота, 10.06.2017, 00:21
     
    LibraДата: Суббота, 10.06.2017, 00:22 | Сообщение # 6
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    Неужели отец не расстелил перед вами красной ковровой дорожки?

    - Наоборот, он всегда говорил: «Ты давай сам, парень, вперед!» А когда знакомые его спросили: «Микаэл Леонович, вы что, не можете своего родного сына от Афгана отмазать?», он ответил: «А что я скажу? Не посылайте моего сына на смерть, а пошлите сына уборщицы?» Больше ему подобных вопросов никто не задавал. Когда я первый раз был ранен и лежал в Бурденко, отец каждый день ко мне приходил - я видел, как он переживает. А потом мы стояли на лестничной клетке, курили, потому что моей дочери было около месяца, и я сказал: «Папа, я хочу вернуться обратно». - «Тебе что, мало?» Ты еле с костылей слез». - «Нет, за пять месяцев я кое-чему обучился. Если я не вернусь, у моих ребят будет новый лейтенант, которого пришлют из училища и который еще не имеет моего опыта. Кто даст гарантию, что он их не угробит?» И отец сказал: «Возвращайся». Какая красная дорожка, о чем вы говорите? Я вернулся. И у меня в боях почти ни одного покойника за плечами. Ранеными терял, а убитыми - нет. «Почти» - это потому что в последнюю свою боевую ночь одного солдата я все-таки потерял. Мы подорвались на минном поле. Осколки пошли понизу. К этому моменту все по моей команде встали, а он - нет, сидеть остался. Устал сильно, а потому задержался. В итоге все получили в основном по ногам, а он точно в лоб. Рядовой Алексеев его фамилия.

    - А сколько времени вы были в Афганистане?

    - Два года с небольшим. И никого там не оставил. И никто из наших никогда никого из своих не оставлял. Надо было - за трупы товарищей бой вели и даже потери несли, не говоря уж о наших раненых. Оставил раненого - лучше тогда людям на глаза не показывайся, а застрелись в сортире, чтоб солдаты не видели, от позора и стыда. Железное правило: сколько ушло в разведку - столько должно вернуться. Если кто-то тяжело ранен или убит - значит, на горбу тащите. Поэтому Чечня мне не ясна.
    ЦЕНА ЖИЗНИ

    - Вы отправились исполнять интернациональный долг в Афганистан, когда вам было 24 года. Когда у вас изменилось отношение к происходящему?

    - У меня понимание и сознание изменились в первый же вечер. Утром я прилетел в Кабул, днем из Кабула - в Газни, в 177-й отряд специального назначения, представился комбату, а под вечер меня вызвал майор Корунов, он был представителем разведотдела армии: «А теперь, лейтенант, заруби себе на передке каленым железом: мы здесь нафиг никому не нужны. И никто нас здесь не ждал». И я как-то сразу проникся этой мыслью, что интернациональным долгом здесь даже и не пахнет.

    - Что же не уехали?

    - Как так - уехал?! А присяга? А долг? Кто бы мне разрешил? Да и что, я лучше других? Они должны дохнуть, а я отсиживаться где подальше? Кто мне такое право давал? Об Афгане вообще ничего не говорили до 1986 года. Мы были персоны нон грата. Словно не было нас на свете. Мы всегда возвращались и обалдевали. Мы говорили: «Мы из Афганистана», а нам: «А это где?» Когда я был в отпуске по ранению, случайно встретил свою одноклассницу. Сказал, где служу. Почему хромаю, говорить не стал. Она ответила: «А, слышала-слышала. Там, говорят, шмотками хорошо затариться можно». Я так и присел от неожиданности. Народ не знал, что идет война.

    - Цена жизни на войне сильно обесценивается?

    - Цена жизни всегда высока. Вопрос только в том, чьей жизни - своих или чужих. Жизнь человека, одетого в чужую форму, ничего не значит, жизнь своего - бесценна. Я сделал для себя вывод: справедливо все, если падают люди в чужой форме, и ничто несправедливо, если падают люди в форме, которую носишь ты сам. Вот это и есть истина в последней инстанции. Мне нужно, чтобы выжил я и выжили мои солдаты. Если вы думаете, что они в отношении нас рассуждали иначе - вы ошибаетесь. Формула проста, как угол дома. И война, по моим ощущениям, - это точно такая же жизнь, как любая другая. Были и бабы, была и водка, было и предательство, были и карьерные соображения, но иногда это перемежалось боями. Словом, обыкновенная жизнь человеческая, только быстро все: утром умыться вышел как обычно - а к вечеру уже погиб. Никогда не угадаешь, что случится. Поэтому и быстро все было - а вдруг убьют и не успеешь?

    - Убивать трудно?

    - Надо.

    - На войне свои законы, но есть еще другой закон, в котором сказано: «Не убий». Что вы Там скажете?

    - Оружие надо было чистить.

    - Что это значит?

    - У меня очень показательный был первый бой. Задача - прочесать кишлак. Слышу, сержант мне орет: «Лейтенант, справа!» Чего справа? Он опять орет: «Справа! Ложись!» Смотрю - десять метров до камня, а за камнем лежит дух, и ствол винтовки направлен мне в лоб. И деваться некуда. А дальше, как в анекдоте: он не стреляет, я оцепенение первое стряхнул, упал, перекатился, выстрелил, потом еще выстрелил - я в него штук пятнадцать вогнал, с десяти метров трудно промахнуться. Потом подошел, все уже - аллес! - только в лицо ему раза три попал! Забираю его винтовку, сажусь на бронетранспортер, возвращаемся. Ну, естественно, меня переполняют эмоции, и я рассказываю этот случай старшему лейтенанту Хубаеву, приятелю своему. Он к тому времени опытный был, в отличие от меня. Выслушал Хубаев и говорит: «Врешь! Ты покойник». - «Так вот же я, живой! А того бойца мухи доедают». - «Где его винтовка?» Берет, смотрит… «А вот теперь смотри, почему ты живой». А в затвор винтовки песок попал, вот патрон и заклинило. По-умному называется «недовод патрона в патронник». Когда Хубаев приехал в Москву, остановился у меня, мама его накормила, сидят на кухне, она спрашивает: «А чем вы там занимаетесь в неслужебное время?» - «Кто чем: кто книжки читает, кто на гитаре, кто еще чего». - «А мой сын?» - «А он, Елена Васильевна, обычно оружие чистит». Вот я драил свое оружие все два года, потому и живой. И что я этому духу там скажу? «Ствол надо было чистить!»
     
    LibraДата: Суббота, 10.06.2017, 00:23 | Сообщение # 7
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    ВЕРА

    - Мусульмане проповедуют джихад, для них убить врага - пропуск в рай, но в христианстве все не так однозначно, убийство все равно грех. Как вы для себя решили это противоречие?

    - Убийство - это убивать женщин, детей, пленных. Убить вооруженного врага - это не убийство. Спорт. Соревнование. Я же говорил.

    - Война убивает веру?

    - С чего вы взяли? Война к вере не имеет никакого отношения. Вера имеет отношение только к вере или отсутствию оной. То есть к состоянию внутри самого себя. А война - она ведь снаружи, а не внутри. Так что к вере я пришел много позже, лет в сорок. Видение мне было. В 2001 году мне сделали тяжелую операцию в подольском военном госпитале, и я тогда дней пять без сознания пролежал. И в это время было видение… Я обнаружил себя в центре огромного зала, залитого ярким светом. Он был прямоугольным и вдоль него стояли колонны, как в актовом зале, и в проемах этих колонн плотными рядами стояли люди в белых хламидах типа греческих, но у них не было лиц. Я вдруг понял, что это Суд и собрались судить именно меня. А у меня такое состояние было: «Хрен возьмете!», и я побежал вперед, где были двустворчатые двери белые в позолоте, как во дворце. Люди при этом не шевелились. Я поднялся по ступенькам и попытался обернуться к той дальней стене, которую я не видел, чтоб сказать: «Что, взяли?!», но потерял равновесие и вывалился из дверей наружу. А за дверью - ничего. Я падал в черную бездну спиной вниз и не мог перевернуться, а зал все уменьшался, пока не превратился в маленький темный прямоугольник с ярким пятном сбоку, там, где остались распахнувшиеся за моей спиной двери. А сам зал словно висел в космосе среди звезд. И я все боялся, что сейчас упаду на что-то твердое, как на дно пропасти, и убьюсь. И было страшно. Но вдруг я понял, что ни обо что я не разобьюсь, потому что подо мной бездна. Просто бездна, и это падение будет продолжаться вечно. И от этого стало еще страшней. Этот кошмар преследовал меня два года.

    - А вдоль коридора - убитые?

    - Нет, святые. Не шучу - именно святые. Я тогда был очень обижен на Бога. Ну очень! За то, что Он поступил со мной, как мне казалось, несправедливо. Ну почему Он меня всего лишил?! Ног лишил, жизни лишил, женщины любимой лишил, ну всего лишил! Вообще всего!!! Что я Ему сделал плохого?! И вот когда я в очередной раз лежал в больнице и мне некого было позвать на помощь, я увидел, что надо мной нет потолка и прямо на меня по воздуху наплывает тот самый зал, из которого я когда-то выпал. Совершенно неожиданно открылись двери, из них вышел луч и уперся прямо мне в живот. И тут я понял, что со мной будут говорить. Мол, хотел с Богом поговорить, так задавай свои вопросы - на ответы только теперь не обижайся, сам напросился. Странное было ощущение, но я понимал, что именно до меня пытаются донести. Даже не до сознания, а до самого нутра. Вот тогда до меня наконец дошло, что все, что ни делает Бог - делается только для пользы. Потом двери закрылись, и все исчезло. Я проснулся почти здоровым. И больше с Богом не спорил, потому что Он знает лучше. Уверуешь тут.

    Справедливо все, если падают люди в чужой форме, и ничто несправедливо, если падают люди в форме, которую носишь ты сам

    - Тогда вы крестились?

    - Нет, раньше. Незадолго до этого я познакомился со священником - он спас меня от смерти. Я приехал в гости к своему приятелю и потерял сознание. Он понял, что вызывать «скорую» бесполезно, бросил в машину и повез среди ночи к отцу Александру в простую деревенскую церковь, что в селе Верзилово. И там меня отец Александр крестил полуобморочного, а потом исцелил. Долго он со мной возился, несколько месяцев. Дьявола из меня выгонял. Он вообще-то экзорцист. Кстати, потом за то, что людей исцелял верой своей, которой в нем, как в угоднике святом, и пострадал. Его обвинили в том, что он за деньги нанимает людей, которые разыгрывают исцеление. Грязная получилась история. Приход у него отняли, а самого до инфаркта довели…
    ПРИВИВКА ЖИЗНИ

    - После войны во Вьетнаме число американских ветеранов, покончивших с собой, составляет, по некоторым данным, 100-150 тысяч человек. Это в три раза больше, чем погибло на войне. У нас после Афганистана, видимо, было то же самое?

    - Нежные они больно, американцы. Это называется «послевоенный синдром». Обычная реакция человеческой психики. Достается всегда десантникам и пехоте.

    - Почему именно им?

    - Артиллеристы и летчики не видят последствий взрывов их снарядов и бомб. Они стреляют слишком издалека или с высоты. А десантники и пехота идут туда, где ЭТО все уже лежит… Знаете, что остается от человека, попавшего в зону действия вакуумного взрыва? Просто тушка. Лежит человек, на нем нет одежды, куда делась - неизвестно. И кожи тоже нет. Мясо одно. Доводилось видеть… А если бомба попадает в здание или, например, в машину, так называемый «Штурм-2», то тушек много. У кого-то психика не выдерживает: кто-то сходит с ума, кто-то спивается. А как узнать, почему человек спился? Потому что воевал или у него склонность была? Но вообще-то мало кто нашел себя после Афгана в полном объеме. Я, например, до сих пор считаю, что полноценной жизнью жил только на войне.

    - У вас были моменты, когда не хотелось жить?

    - Были, но это не с войной связано, а с личной жизнью...
    КИНО

    - Какие фильмы об афганской войне, по вашему мнению, наиболее достоверны?

    - А такие есть?

    - Федор Бондарчук говорит, что показывал свой фильм «9 рота» ветеранам афганской войны, они остались довольны…

    - Я не знаю, кому он показывал. Вы мне скажите: как можно забыть целую роту? Побойтесь Бога! За этим следует трибунал. В роте сто рыл! Как их можно забыть?! Это как может быть, что люди сидели два месяца без всякой еды? Это что за бред? Существует продовольственное довольствие в Красной Армии - куда оно делось? Кто и когда сидел два месяца? От силы три-пять дней либо стационарный пост, но стационарный пост - это нормальный оборудованный опорный пункт, со своей скважиной, с банькой, приличным блиндажом. Все огорожено, прикрыто минами, танк или артиллерийское орудие в обязательном порядке приданы. К такому посту хрен подойдешь запросто так на рассвете, как в «9-й роте» показано. Минимум два раза в неделю вертолет с консервами и почтой прилетает. А «Черные аисты»? Это в каком бредовом кошмаре можно придумать, что «черные аисты» в полный рост пойдут в атаку? Они же по большей части снайперы. Где это видано, чтобы снайперы во весь рост в атаку гуртом пёрли?! Так и при Наполеоне не воевали, не говоря о конце XXвека! Война - это наука. У Бондарчука целая рота. А рота, как известно, делится на взводы - четыре взвода. Каждым взводом командует офицер. В 9-й роте куда офицеры подевались?! А еще феномен: где, интересно, Бондарчук видел ствол такой - кривой, покоцанный - к пулемету ПК? А ему в голову не приходило, что ствол у пулемета ПК сменный? По нормативу меняется за шесть секунд. Этого ему никто не мог объяснить из консультантов, если он в армии не служил и пулемет первый раз в жизни видит?

    - А как вам эпизод с Белоснежкой?

    - Ну такое я допускаю. Ну учебка еще ничего - первая серия. Серебряков хорош - вопросов нет, там все, как надо. Пореченков - все нормально. Пока шла первая серия, мне все нравилось. Как только они перелетели через границу - понеслась корова в рай. Заказной сюжетец, да и исполнение под стать. Тьфу, прости Господи!..

    - А как на самом деле?

    - А нормально выходили, не потеряв ни одного солдата. Громов выводил. И последним выходил наш батальон. БТР с красным знаменем и Громовым на борту - это наш. 177-й отряд особого назначения. Кто обеспечил проход через Саланг? Ахмад ШахМасуд. Он был счастлив, что советские войска уходят, и сказал: «Ребята, вы главное идите, а безопасность я вам обеспечу». Ни единого выстрела по колоннам не было. Задавили двух идиотов, которые перепились метилового спирта и попали под колеса собственного БТР. Вот, кажется, и все потери 170-тысячной армии на выводе войск. Армия, которая ушла с оружием, со знаменами, полевыми кухнями и прочими причиндалами. При полном параде ушла.
     
    LibraДата: Суббота, 10.06.2017, 00:24 | Сообщение # 8
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    НАДЕЖДА

    - Давайте вернемся к нашим белоснежкам.

    - У меня Белоснежки не было, у меня была любимая женщина, а это не одно и то же.

    Она была невестой моего приятеля. Первый раз я ее увидел, когда духи расстреляли нашу колонну. Сморю - бежит по асфальту в красной майке, живая мишень, и орет дурным голосом: «Там раненые остались!» - «А ты медсестра?» - «Нет, строитель». - «Ну и сиди тихо, будут тебе твои раненые». Собрал восемь человек, пошли отбивать, отбили. Правда, потом отбивать пришлось меня. Я в той атаке первый раз был ранен. Раненых, которых отбили, собрали и погрузили в БТР. А вот отойти сами не успели. Меня, во всяком случае, снайпер - «аист черный» прилично достал. А потом, когда я вернулся после лечения, как-то на 7 ноября собрались выпить водки, и приятель мой, Олег, говорит: «Что это мы, как кони педальные, без баб да без баб? Давайте по бабам сходим». И пошли к знакомым. Смотрю, там она - Надежда. Тоже в гости пришла. Олег ее увидел, и его переклинило: «Люблю - не могу». Я ему: «Ты коня-то притормози - у тебя в Екатеринбурге жена». - «Да я с ней три года не живу…»

    Словом, я уехал в отпуск, а когда вернулся, у них уже все сложилось и дело к свадьбе шло. Нади тогда в батальоне не было. Она тоже в отпуск уехала. Олег аж изнылся без нее. Месяца через полтора настал Надежде срок из отпуска возвращаться. Олег отпросился у комбата слетать в Кабул, встретить ее у самолета. Словом, комбат дал ему краткосрочный отпуск. Погода была нелетная, вертолетов на Кабул не было. Олег каждое утро на вертолетной площадке ждал, а к обеду возвращался в роту. Так и в то злосчастное 18 марта было. Около обеда прозвучала боевая тревога. Третья рота улетела прочесывать кишлак Сахибхан в шестидесяти километрах южнее Газни. А наша первая должна была выйти туда на броне, чтобы помочь роте Бекоева, если что не так пойдет. Собирались мы неохотно - ясно было, что пока будем по бездорожью добираться, рота Бекоева уже три раза обратно успеет вернуться. Вдруг смотрю - Олег вдоль колонны идет с автоматом на плече: «Я с вами». - «У тебя отпуск, куда ты прешься?» - «А мне скучно». Я ему даже сказал, чтобы он дурака валять перестал, а он: «Все равно к вечеру уже вернемся, а завтра я и полечу за Надей. Сели, поехали. Ка-а-ак вляпались! Рота Бекоева чуть ли не наполовину легла. Меня в очередной раз ранили в палец, прямо в нервные окончания - ранение не тяжелое, считай царапина, а боль такая, что искры их глаз сыплются. Олег оттащил меня под стену и, пока санитар меня перевязывал, убежал отбивать третью роту. Пяти минут не прошло - слышу по радиостанции: «У “десятого” потери». Меня как торкнуло: «Олег!» И точно. Сразу насмерть, даже «мама» не успел сказать. На следующий день к обеду приезжаем в батальон, а на плацу Надежда стоит. Лицом вся черная. Колонну ждет. Знала уже, что тело Олега у меня в боевой машине в десантном отсеке лежит. На девять дней, когда она собрала поминки, думал, водка поперек горла станет, а на сорок дней горе понемногу утихло, были новые потери, подзабылось все, острота прошла, сгладилось, можно сказать. Говорил же, психика человеческая такая. Для мирного времени сорока дней мало, а на войне - вполне приличный срок. Словом, помянули Олега, и я пошел караул проверять. А ребята пока еще у Надежды за столом оставались. Надя вышла меня провожать, на улице протянула руку, словно бы попрощаться, я тоже протянул. А она что-то сунула мне и обратно в дом зашла. Я ладонь разжал - а там ключ. Надо сказать, что нас никто не осудил. Олега-то все одно не вернешь, а жизнь продолжается - и это не красное словцо. А-ля гер ком а-ля гер.

    У меня Белоснежки не было, у меня была любимая женщина, а это не одно и то же. Она была невестой моего приятеля

    - И сколько вы прожили вместе?

    - Полгода. До моего второго подрыва. Я возвращаться уже должен был, мне семь дней до замены оставалось. Спим, Надя будит: «Тревога!» Прибегаю в штаб. Оказывается, в пятнадцати километрах от нас духи - не знаю уж, чем себя по ушам хлопало боевое охранение на аэродроме, но духов они прохлопали. Представьте, 24 боевых вертолета, как на параде, стоят в одну линеечку строго друг напротив друга, все с боекомплектом. А духовская разведгруппа просочилась через посты боевого охранения на газнийский аэродром и долбанула по ближайшему вертолету из безоткатки почти в упор. И это был Ми-24 огневой поддержки, и под каждым пилоном у него по 24 ракеты или что-то около того, и все они стали загораться и лупить точно по двум Ми-8, которые стояли напротив. Словом, с одного выстрела три вертолета как корова языком слизала. Через несколько часов прилетел на аэродром генерал-майор, тогдашний начальник штаба армии. Ножонками затопотал, трибуналом загрозил: «У вас тут целый батальон спецназа под задницей, а духи шарашат, как у себя дома. Где разведчики?» Наехал на комбата. Комбат, как водится, наехал на меня: «Готовь группу». - «Куда?» - «В Искаполь». Был такой духовский базовый район от нас неподалеку, оттуда их разведгруппа и пришла. Я, признаться, слегка струхнул, и было с чего. Некоторое время назад Искаполь пытались взять целой армейской операцией. Чуть ли не две дивизии участвовало, авиации в полнеба, артиллерия, танки - и все без толку. Словом, вышла у меня с комбатом перепалка. «У нас первая рота на засаде, вторая на засаде, третья в карауле, рота минирования разукомплектована, людей нет как таковых!» Он говорит: «Роди!» Я пошел по ротам собирать больных, хромых, убогих - набрал-таки шестнадцать человек. Вопрос уперся в то, кто группу поведет, ибо офицеров с опытом боевым тоже не было - все в горах. Словом, пришлось назначать командиром группы самого себя, хотя мне до замены семь дней оставалось. Я мыслями уже на родине был, ан нет, не тут-то было! Подошел к комбату, говорю: «Я их близко к Искаполю не подпущу». - «И не надо. Пока нет нормальных разведчиков, ты с этими калеками походи и засветись, чтобы духи знали, что здесь работает наша разведгруппа». Вообще-то задача гробовая. Засветившаяся разведгруппа - первый кандидат в покойники. А тут предлагают засветиться умышленно. Задумаешься о вечном. Но худо-бедно и эту задачу мы выполнили. А вот на отходе к своим позициям подорвались на минном поле - ну не повезло, так бывает. На то она и война… Было полчетвертого утра. Привезли меня в нашу медроту в несколько неадекватном состоянии: ноги и левая рука были перебиты, а в правую капельницу воткнули. Сознание плывет от потери крови. Чувствую, кто-то сидит в темноте на кровати и душит меня. Чья-то рука на горле лежит - и не вздохнуть, и не выдохнуть. Я пошевелился, в себя пришел, а это Надя по шее гладит. Принесли мою куртку. За пять минут до подрыва я накинул ее - холодно очень было в горах - и застегнул до горла, чего обычно не делал. Осколок попал в заклепку напротив сонной артерии, вырвал капюшон и ранил радиста за моей спиной. В меня тогда девятнадцать осколков влезло. Один сидел в коленном суставе, и врачи долго думали, что теперь с ногой делать. Вопрос стоял, будет она теперь сгибаться или не будет уже никогда. Словом, пригодится она мне теперь или не пригодится. И тогда Надька сказала: «Ты не сможешь жить с женой, если станешь инвалидом. Она будет чувствовать себя жертвой и доведет тебя своей жертвенностью до родимчика. Я тебя знаю лучше, чем она, хоть и у нее есть от тебя ребенок. Если ты не будешь ходить, я заберу тебя к себе». - «А ты не будешь чувствовать себя жертвой?» - «Нет. Для меня это шанс». Через неделю врачи согнули мне ногу, выяснилось, что она будет работать. Надя уехала к матери в Тобольск, а я в Москву к жене и дочке.

    - И больше никогда с ней виделись?

    - Мы встретились через десять лет на могиле Олега под Петербургом. Я был уже разведен, а она так и не вышла замуж. Мы не пытались ничего склеить заново, но нам было хорошо те три дня, что мы прожили там. Год назад она позвонила мне в Москву и сказала, что все-таки вышла замуж. Первый раз в жизни. Она не решалась на этот шаг восемнадцать лет. Я поздравил ее, счастья пожелал, и мне показалось, что искренне это сделал. И только положив трубку, вдруг понял, что в глубине-то души мне немножечко горько.
    ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ

    - Вам когда-нибудь приходилось не выполнять приказ?

    - Не то чтобы да, но однажды было очень близко к этому. Потому что он шел против совести. Балет «Лебединое озеро» по телевизору в августе 1991-го помните? Наш батальон, недавно в полном составе выведенный из Германии, элитный, суперподготовленный, планировалось использовать для участия в событиях ГКЧП. На совещании командиров рот тайно было принято решение приказ не выполнять, а перейти на сторону Ельцина. Инициатором этой идеи был я.

    Я сказал, что свою роту на убой собственного народа я не поведу, остальные поддержали. Было страшно.

    У меня вообще впечатление, что я погиб в Афганистане - тогда, на последнем подрыве. А все, что сейчас - это не со мной

    - А чем это грозило?

    - Трибуналом. Лет по пятнадцать впаяли бы, как пить дать, а может, и расстреляли - объявлено же было чрезвычайное положение. Нас подняли по боевой тревоге за два дня до того, как прозвучало «Лебединое озеро». Заранее готовились. За сутки до путча ГКЧП на каждого солдата было получено по два ручных гранатомета. Мы сидели под Рязанью в готовности к вылету по тревоге 48 часов. Признаться, сперва никто ничего не понимал. Девятнадцатого числа включили телевизор, и все стало ясно. Ждали еще сутки, потом собрались среди ночи - пятеро тридцатилетних взрослых мужиков, за которыми стояло 350 человеческих жизней наших солдат, и приняли это решение. Я пришел домой и сказал жене, чтобы она срочно на всю роту сшила триколор. Она села за швейную машинку и сшила бело-сине-красные флажки из дочкиных ленточек. Я сунул их в коробку из-под обуви, чтоб никто не видел, и принес в роту. Больше всего мы боялись, что попадаем в два огня при переходе. С одной стороны по нам могут открыть огонь верные правительству части, с другой стороны, еще не понятно, как поведут себя восставшие, когда увидят, что мы приближаемся к ним. А там, между прочим, танки были батальона Ермакова из Кантемировской дивизии. Вот почему нас довооружили противотанковыми гранатами. И это были не игрушки. Другое дело, что все обошлось. Нам сильно повезло, но могло и не повезти.

    - Извините за старорежимный вопрос. В мирной жизни есть место подвигу? Кто сейчас герои?

    - Быть честным человеком сегодня - это уже подвиг. Честный человек у власти - подвиг вдвойне.

    - Вы говорили, служба в Афганистане была для вас самым счастливым временем. Почему?

    - Потому что я там был нужен. Потому что там не было права на ошибку. Тем более, у начальника разведки. Потому что я там жил полной жизнью. Потому что тогда не было ощущения, что все, что окружает вокруг - это только суррогат. У меня вообще впечатление, что я погиб в Афганистане - тогда, на последнем подрыве. А все, что сейчас - это не со мной. Это с каким-то другим человеком. А то, что у нас с этим человеком облик схожий, фамилия одинаковая - так это какая-то ошибка Господа Бога. Одним словом, меня того, какой я был в Афганистане, уже нет. А этот? Этот мне не всегда нравится… Такие вот дела.

    ЛИЧНОЕ ДЕЛО

    Таривердиев Карен Микаэлович

    Родился 28 мая 1960 г. в Москве.

    1977-1979 гг. Учился на философском факультете МГУ.

    1979-1994 гг. Служил в армии. В 1984 г. закончил высшее Рязанское высшее воздушно-десантное училище.

    1984-1987 гг. Принимал участие в военных действиях на территории Афганистана: лейтенант, старший лейтенант, начальник разведки 177-го отдельного отряда специального назначения. Пробыл в Афганистане два с половиной года. Совершил 63 выхода для выполнения разведывательных заданий.

    Послужной список после Афганистана: Старокрымская бригада спецназа; Германия - бригада специального назначения; Чучковская бригада специального назначения.

    2001-2004 гг. Работал в Центре гуманитарного разминирования и специальных взрывных работ при МЧС России главным специалистом, начальником отдела.

    Пишет рассказы. Публиковался в журнале «Красное Знамя» и «Литературной газете».

    Награды: орден «Красного Знамени», два ордена «Красной Звезды», пять медалей.Умер в 2014 году


    Сообщение отредактировал Libra - Суббота, 10.06.2017, 00:26
     
    LibraДата: Суббота, 10.06.2017, 02:09 | Сообщение # 9
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    НА ОГОНЬ СМОТРЕЛ И НА СОЛНЦЕ НЕМИГАЮЩИМИ ГЛАЗАМИ

    Они гордились друг другом - отец, композитор Микаэл Таривердиев, и его сын Карен, офицер спецназа ГРУ.

    "Мне хотелось бы, чтобы сын мой из-под дедовских век нависших на огонь смотрел и на солнце немигающими глазами..." Песню с такими словами написал в молодости композитор Микаэл Таривердиев. Сын Микаэла Таривердиева стал офицером спецназа ГРУ. Насмотрелся немигающими глазами и на солнце, и на огонь...

    "Мы существовали в параллельных мирах"

    Отставной майор Карен Таривердиев живет в неприметной среди новорусских многоэтажек грязноватой "хрущобе" возле станции метро "Новые Черемушки". Ориентир - старенькая "Нива" у подъезда, лет пятнадцать уже стоит на приколе, и по весне Карен наблюдает в окно, как сосед дядя Витя подновляет ее малярной кистью, копошится в моторе - все надеется однажды выехать с шиком.

    Старый дом, где народ давно знает друг друга; квартира, в которой Карен сейчас живет с дочкой, - родные стены, крепость, последний рубеж, отсюда он ушел в юности, сюда вернулся в зрелости; он может показать место, где стояла его колыбель...

    * * *

    "Моя мама, Елена Васильевна Андреева, была старше отца на шесть лет. Хотя почему была? Слава богу, жива, работает вахтершей в галерее в Доме Нащокина - интеллигентная среда, культурные люди. А тогда она только-только закончила Гнесинку, стала солисткой филармонии, сопрано. Про первое знакомство с отцом рассказывает так: она входит в лифт, и тут в кабинку влетает длинный парень с обалденными армянскими глазами и начинает сбивчиво объяснять, что он студент композиторского, написал цикл на стихи японских поэтов. "Леля, этот цикл рассчитан на ваш голос, скоро экзаменационный концерт, я умоляю выступить, посмотрите ноты!" Мать пожала плечами.

    Через пару дней он позвонил. Мать сказала: "Так и быть. Спою. Музыка мне понравилась". И добавила: "Вы - нет! А музыка понравилась".

    Думаю, она просто держала марку. Отец всегда фантастически нравился женщинам.

    С того все у них и началось, растянувшись на несколько лет. Потом пришло время распределения, юному таланту светило что-то вроде Электростали, и сам собой возник вариант: они расписываются, отец законно остается в Москве.

    В 1960-м появился я".

    * * *

    "Не думаю, что родительский развод проходил мирно, но они, как интеллигентные люди, постарались "сохранить лицо".

    Собственно, видимо, все стало ясно, когда вышел "Человек идет за солнцем". На отца обрушилась слава. Мать как-то сказала: "Заснул в этом доме непонятно кто - то ли недавний любовник, то ли молодой муж, то ли пригретый из жалости мальчишка. А проснулся Микаэл Таривердиев".

    Я еще ничего не понимал, мне было не больше трех лет. От дрязг они меня берегли. Никогда в моем присутствии отец о матери и мать об отце дурно не отзывались".

    * * *

    "Свои обязанности "приходящего папы" отец выполнял честно. Деньгами помогал. Чуть воскресенье - он в квартире, мы идем на хоккей. Билеты заранее брала мама. Хоккей отец терпеть не мог. Зато я им бредил.

    Я мог прийти к нему в любой момент, он был всегда рад, но сказать, чтобы это случалось регулярно... С самого начала как-то само собой установилось - у каждого была своя жизнь. Я приходил, забирался в кресло ("кресло в петухах" - так оно называлось, там китайская вышивка по шелковой обивке; сейчас в это кресло, когда телепередачи про отца снимают, обязательно кого-то сажают), прибегали неизвестные мне люди, о чем-то спорили, отец играл, опять спорили - на меня ноль внимания, я сидел, книжки листал. Одно время мать очень хотела, чтобы отец приходил к нам на мои дни рождения - чтобы все по правилам, торжественный стол, то-се. Он ходил поначалу, но было видно, как его это тяготит. Потом честно сказал: "Знаешь, Карен, у тебя уже своя компания, ну чего я, взрослый дядька, буду на вас отсвечивать, развлекаться мешать?" И ведь был прав!"

    * * *

    "Тут так. Он четко сознавал, что я его сын и что он несет за меня ответственность. Если мать звонила и произносила фразу типа: "Микаэл, с Кареном вопрос, который за пределами моей компетенции", - появлялся незамедлительно.

    Помню, в девять лет я спер в гастрономе коробку зефира в шоколаде за рубль двадцать пять. Просто из озорства. Только-только появились магазины самообслуживания, как же не рискнуть! Естественно, немедленно был пойман бдительными продавщицами, торжественно сдан в милицию. Мама прибежала в слезах, заплатила эти несчастные рубль двадцать пять, выслушала все нотации по поводу моего воспитания, дома водворила меня в пустую комнату под строгий арест - и набрала номер. Появляется отец. С ходу отправляет мать на кухню, чтобы не слышала, меня припирает к пианино - и берет за горло. Представляешь ладонь моего отца - большую, с длиннющими пальцами, очень сильную? (Ведь ко всему физически был страшно крепкий.) С каменным лицом наблюдает, как я багровею и хриплю. В самый последний момент отпускает. И - не повышая тона: "Знаешь, из-за чего застрелился N.? Ему было стыдно за сына. Так вот, запомни: я стреляться не стану. Мне проще тебя убить. Веришь?" Всё - от воровства я был отучен на корню.

    С другой стороны... Мы существовали как бы в параллельных мирах, но 28 мая в день моего рождения эти миры законно пересекались. Я нагло, без предупреждения приходил на отцовскую квартиру и ждал подарка. Своего рода сыновнее вымогательство. Или напоминание о себе?

    И вот 28 мая 1976 года я приезжаю. Гордо восседаю в кресле. А отец, как назло, все с какими-то дядьками у рояля. Наконец дядьки ушли, отец тоже одевается. На меня посмотрел: "Карен, мне вообще-то ехать надо!" - "Папа, у меня вообще-то день рождения!" У него на лице нарисовалось: "Забыл, идиот!" Пошел в соседнюю комнату, возвращается с коробкой. Рация "уоки-токи" - мечта! "Ну, пошли, прокатишься со мной по такому поводу". Едем по городу. Отец без конца останавливается, выходит - хозяйственные дела, прачечная, магазин... Я в машине остаюсь, рацию эту кручу, инструкцию пытаюсь разобрать. Отец возвращается с очередными пакетами, кидает на заднее сиденье. "Нравится?" - "Класс!" - "В Германии специально для тебя купил. (Его наконец сделали выездным.) Хотел к шестнадцатилетию твоему приберечь, все-таки дата - ну да ладно, дарю сейчас". - "Пап, а мне шестнадцать как раз сегодня".

    "Забыл, идиот!" - нарисовалось на его непроницаемом лице повторно".

    "Отец был не в восторге от моего желания надеть погоны"

    "Мне в училище один дурак сказал: "Надо бы тебя, Таривердиев, порациональнее использовать. Кто твой отец - композитор? Вот и написал бы нам марш!" Несмотря на всю субординацию, я заржал во весь голос. Просто потому, что представил своего папу, сочиняющего что-то армейски-строевое.

    Как попал в училище? Да в общем случайно. Отец сказал матери: "Не трогай его. Он сейчас в таком состоянии, что или в тюрьму сядет, или в армию должен пойти. В тюрьму после Сибири вроде не хочет. Пусть идет в армию".

    Понимаешь, мы все в определенном возрасте изрядные обалдуи. Я кинул МГУ, философский... Собственно, и поступал туда только для того, чтобы себе доказать, что смогу поступить, - самый престижный факультет. Но к третьему курсу окончательно скис от тоски, несмотря на повышенную стипендию. Захотелось мужского экстрима. Мужской экстрим по тем временам - что-то этакое сибирско-таежное. Уехал в Мегион в нефтеразведочную экспедицию. Нахлебался таежной романтики - выше крыши. Все нормально, только - смысл? Я же на домик в деревне зарабатывать не собирался. Вернулся в Москву. Вот тогда отец и произнес свои мудрые слова. Родной Черемушкинский военкомат охреневал: юноша с популярной фамилией Таривердиев регулярно забегает и напоминает: "Вы не забыли? Осенью обещали призвать!"

    Служить я попал, как и просился, в десант. Угодил в учебку. В процессе постижения сержантской науки вся молодая дурь уже окончательно выпарилась, мечта была одна - слинять куда-нибудь в полк, чтобы тихо дослужить. Но ротный заявил, что оставляет меня готовить молодых. Я закатил скандал, поимел вагон неприятностей, и тут на счастье приезжает "купец" - представитель части. В нашем случае - полковник К. из Рязанского училища ВДВ. А я уже слыхал от офицеров, что есть там один хитрый факультет, где готовят десантуру не десантуру, разведку не разведку, в общем - особые, сверхсекретные войска. И задаю соответствующий вопрос. Полковник встрепенулся: да, есть факультет спецназа, но берут не каждого. И бросает мне вопрос на идеальном английском - ибо в свое время, как я потом узнал, этот полковник пятнадцать лет "за бугром" был... ну-ка, выключи диктофон, скажу кем...

    Боже! Хвала маме! Хвала папе! Хвала репетиторам, которых мне нанимали! Хвала моей памяти, что-то сберегшей за эти годы! Я ему по-английски же и отвечаю! Полковник поворачивается к ротному: этого сержантика - ко мне.

    Вот она, халява! В голове тут же созрел гениальный план! Мне предстояло пройти при Рязанке подготовительные курсы (все в пределах школьной программы). Но как раз их я проходить не собирался. То есть задача - экзамены завалить и вообще вести себя так, чтобы начальство само пришло к мысли: ошибочка вышла. Таривердиева проще отправить дослуживать в обычную часть. Вопрос был в том, чтобы не переборщить, не доиграться до трибунала с дисбатом.

    Одним из путей осторожного дурения стало сознательное манкирование учебным процессом. И вот торчу я вместо класса в спортзале, качаюсь со штангой, вдруг заходит какой-то генерал (я еще не знал, что это начальник училища). "Курсант, почему вы не на занятиях?" Я пык-мык. И тут генерал проявляет фантастическую житейскую мудрость: спросив, кто я и из какой роты, абсолютно равнодушно роняет: "Не сдадите экзамены - не поедете в отпуск". Что??? "Товарищ генерал-майор, а если сдам - поеду?" - "Вам надо дважды повторять?"

    Не надо дважды повторять! Экзамены я сдал, поехал в отпуск. После чего сказал себе: "Карен, кончай маяться дурью. Ты уже взрослый мужик. Твои друзья сейчас на предпоследних курсах. Что дальше? Дослуживание? Новое поступление? Диплом получишь только к тридцати! А так - уже зачислен на уникальный факультет самого престижного военного училища. Что еще надо?"

    Не скажу, что отец был в восторге от моего решения носить погоны, но, по-моему, ему польстило, что сын будет заниматься на факультете, аналогов которому в стране нет. А я принялся грызть гранит спецназовских наук.

    Правда, что впереди - мы еще не знали. Хотя и догадывались. В училище я учил фарси - государственный язык Афганистана".
     
    LibraДата: Суббота, 10.06.2017, 02:09 | Сообщение # 10
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    "Худо-бедно, за пять месяцев ни одного человека не потерял"

    "Как сейчас помню - вечер, прощальный ужин вот за этим столом. На мне новенькая форма. Училище закончено, уже ясно, куда я отправляюсь. Отец давно не бывал в нашей квартире, но сейчас не мог не приехать. Время собираться. Он: "Поехали, отвезу тебя во "Внуково". Садимся в его "Волгу". Пустынная ночная трасса. Отец крутит руль, молчит, но чувствуется - мучительно подбирает слова. Наконец: "Знаешь, Карен, я много где был... Они живут лучше нас. Мы не имеем права указывать им, как жить". - "Ты говоришь про Запад?" - "Да". - "Но я еду на Восток, там все совсем иначе". А далее толкаю ему речугу про то, что мы несем цивилизацию, что надо выручать союзников, в общем - всю чушь, в которую тогда искренне верил. И тут отец вздохнул: "Я был в Париже в день, когда мы ввели войска в Афганистан. Так и не сумел прорваться в посольство - была демонстрация протеста".

    * * *

    "В Афганистане я оказался первым из нашего курса. 177-й отдельный отряд специального назначения. Место дислокации - провинция Газни. Середина трассы Кабул-Кандагар. Боевая задача - уничтожение складов с оружием и караванов противника, проведение засад. Лейтенант, командир разведгруппы.

    Через пять месяцев меня подстрелил снайпер. Из кабульского госпиталя я написал два письма. Одно - матери: не волнуйся, все в полном порядке, замечательная страна, доброжелательный народ. Второе - отцу: папа, я ранен, боюсь потерять ногу, если можешь, сделай так, чтобы меня осмотрели неармейские врачи. Сейчас стыдно за свое паникерство, извиняет одно - это было мое первое ранение, еще не знал, что бывает и больнее, и тоскливее. Впрочем, отец все равно письмо получил, когда я уже лежал в Москве, в госпитале Бурденко (где врачи, кстати, получше любых гражданских).

    И вот они врываются в палату - отец и Рудик Марсесян, его лучший друг, замечательный профессор-кардиолог. Восторги, суета, вместе бегут смотреть снимки. А в госпитале их появлению очень рады, поскольку лейтенант Таривердиев уже малость оклемался и совершенно заколебал всех требованием отпустить долечиваться дома.

    Отпустили. Еще четыре месяца валялся здесь. Как ра

    Реклама:



    з дочка родилась - ее привезли сюда же, из-за чего в квартире было категорически запрещено курить. Потому наш следующий с отцом разговор происходил на лестничной площадке.

    Он приехал, узнав от матери, что я снова собираюсь в Афган. Был на взводе, говорил жестко: "Тебе мало? Недополучил? А главное - зачем? Снова будешь рассказывать про интернациональный долг?.."

    С "интернациональным долгом" все уже было ясно. Но я сказал отцу другое: "Понимаешь, папа. Если я останусь здесь - мне на смену пришлют другого лейтенанта, только-только из училища. Может быть, не хуже меня. Но без моего опыта. Я, худо-бедно, за пять месяцев ни одного человека не потерял. Этот, пока опыт наберет, пару-тройку бойцов точно угробит".

    Отец вздохнул: "Позиция, которую я готов понять".

    Через несколько дней я снова летел на Ташкент".

    * * *

    "В те годы наши отношения начали меняться. Отец осознал, что у него вырос сын, причем такой, за которого не стыдно. Естественно, приезжая в Москву, я не надевал ордена. Но когда отец представлял меня кому-то: "Мой Карен!" - в голосе была откровенная гордость".

    "...А я принял полный набор осколков"

    "В Газни стоял вертолетный полк. В ночь на 22 октября 1986 года "духи" протащили сквозь посты боевого охранения "безоткатку" и долбанули по стоящим на аэродроме вертолетам. Да чего там! Дрыхли посты охранения, вот и протащили. Но три машины сгорели.

    Я к тому времени исполнял обязанности начальника штаба батальона. Прихожу утром в штаб - застаю сумасшедший дом в день землетрясения. Оказывается, уже прилетал замкомандующего - генерал-лейтенант, колоритный дядечка, косивший под Жукова. Целый час он вставлял пистон нашему комбату: твою мать, отряд спецназа стоит, а "духи" что хотят, то и делают!

    Пистон надлежало спустить по нисходящей, так что следующим был я - хотя ни сном ни духом. И вообще мне через неделю предстояло меняться, ехать в Союз. Парадокс еще и в том, что отряд спецназа формально был в лагере, а фактически не был: из трех рот - две в дальних засадах, третья в нарядах. Но в накрученной и воспаленной голове комбата созрел план операции возмездия: идти на Искополь и загнать "духов" в норы, чтобы высунуться боялись.

    Честное слово, комбат - очень хороший мужик, это потом говорили все, кто с ним служил. Но тогда... Он в Афгане был меньше недели и не очень понимал, чего требует. Искополь - "духовский" укрепрайон, что-то вроде знаменитого Панджшера, только там Ахмад Шах, а здесь Раббани. Войсковые операции - и то проку не давали. А тут - кому идти? Кто поведет? Свободных от нарядов бойцов наскреблось семнадцать - то есть больные да случайные. На задание же должно выходить не меньше двадцати. С трудом находим двух приблудных саперов и проводника служебной собаки без собаки. Кто поведет? Капитан Алексеев.

    Я подпрыгнул: Саша Алексеев? Да он же пару дней как из Союза, реального опыта - ноль. "Тогда поведешь ты!" - говорит комбат. "Я? Легко! Но кто в штабе останется?" Комбат долго матерится, потом принимает решение. Группу веду я, показываю Алексееву, как надо работать, потом возвращаемся к постам боевого охранения аэродрома, там переднюем, меня заберет бронетранспортер, а следующую ночь Алексеев работает сам. Капитан он или не капитан? Логика, конечно, в стиле 41-го года, но дальше - больше: оказывается, наша группа должна засветиться.

    Тут я подпрыгиваю второй раз: сознательно засветиться в районе работы - подобное в моем спецназовском мозгу не укладывается. Но таков замысел: противник должен понять, что в окрестностях появилась группа спецназа. А спецназа нашего "духи" действительно боялись. Под эту марку нам надлежало немного побутафорить, а там вернется с засад вторая рота - она и займется настоящим делом. Бред, конечно, но выбирать не приходится.

    Как мы шли - отдельная песня. Но вышли все же на "духовские" дозоры, пару обстреляли внаглую. Причем обычно спецназ аккуратно действует, трупы оттаскивает, прячет, сейчас их демонстративно оставляли. Даже раненого добивать не стали: пусть кричит, у нас задача такая - больше шума.

    Но только "духи" тоже не дураки. Как потом выяснилось, именно из-за нашей сознательно топорной работы они решили, что никакой мы не спецназ, а обычная пехота. И стали, в свою очередь, уже нас преследовать. А мы принялись петлять и отрываться.

    Оторвались. И допетлялись. Вместо намеченного участка вышли к минному полю. Было это около 2.50 ночи, с 3.00 до 3.05 - сеанс радиосвязи с боевым охранением на основной частоте, с 3.05 до 3.10 - на запасной.

    В 3.00 нам никто не ответил (сука-радист проспал), в 3.06 наконец откликнулся. Я потребовал, чтобы выслали провожатых - через мины провести. На той стороне поля появляются два силуэта, медленно, зигзагами движутся к нам. Они?

    А ночь, что называется, "перестает быть томной". "Духи" нас уже обнаружили и слетаются как мухи на дерьмо. Причем дерьмо - это мы. Их еще чуть-чуть соберется - передавят, как курят.

    Счет на минуты, делать нечего, принимаю решение: мелкими группами двигаться в сторону провожатых. До них метров пятьдесят, луна светит, авось повезет. Первыми пошли лейтенант Савченко и два бойца.

    До сих пор себя виню: мне все кажется, что у левой ноги одного из бойцов я успел заметить темное пятно мины. И вроде бы я даже попытался крикнуть: "Стой!" Но тут под этой самой левой ногой полыхнуло белым огнем.

    Это была растяжка. Передний боец и Савченко ее переступили, даже не заметив, замыкающий зацепил.

    Итог: ему оторвало ногу напрочь. Савченко изрешетило до задницы (мы потом вместе лежали в палате, у парня из-за повреждения пяточного нерва боли были страшные, все время стонал, а я стыдил: не тебе одному больно. Но его можно понять - первое ранение). Алексееву осколком ухо срезало, так и прибежал ко мне с висящим ухом (ничего, пришили). Головной остался без штанов - их изорвало в клочья, - но при этом ни царапины. Смешно.

    А я принял полный набор осколков - от голеней до "лифчика" на груди с запасными магазинами.

    И снова угодил в госпиталь".

    "Потому что я сам - такая же гюрза"

    Если о Таривердиеве-старшем можно прочитать в работах музыкальных критиков, в воспоминаниях поэтов и режиссеров, то о Таривердиеве-младшем - в книгах вроде "Спецназ ГРУ. История и современност

    Реклама:



    ь". Так вышло, что здесь мы привели рассказы про операции неудачные - однако удачных, судя по этой литературе, было гораздо больше. Авторы особо отмечают в его действиях сочетание отчаянной храбрости и хладнокровного, точного расчета. В Музее Российской армии стоит китайская РЗСУ - уникальный трофей, добытый нашим спецназом в Афганистане. Эту установку залпового огня захватила разведгруппа, которой командовал Таривердиев.

    Он пробыл в Афганистане два с половиной года. 64 выхода на задания. Орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды. Пять медалей. Несколько ранений, включая описанное выше. Это его последствия не дают Карену спокойно жить до сих пор.

    Тогда осколки не просто повредили нервы на ногах. Они зацепили и живот, через много лет спровоцировав самую страшную болезнь. Сейчас, как Карен выражается, "у меня в брюхе все отрезано". Подробно рассказывал про клиническую смерть, пережитую на операционном столе. Уверял, что не врет доктор Моуди: действительно, видишь откуда-то сверху свое тело на операционном столе, склонившихся над ним врачей. После такого немного иначе воспринимаешь жизнь.

    Но это уже из нашего времени. А тогда, после долгих месяцев белого потолка перед глазами, он опять вернулся в строй. Его послужной список после Афганистана - Старокрымская бригада спецназа, Германия, Чучковская бригада... Уволился, когда развалился Союз. В постсоветских конфликтах принципиально участия не принимал.

    Сейчас работает в Центре гуманитарного разминирования и специальных взрывных работ при МЧС России. Был главным специалистом, потом, когда ноги стали вконец подводить (на минном поле это уже опасно для других), перешел начальником отдела. А вообще, сняв погоны, чем только не занимался - и журналистом был, и автостоянку сторожил. Одно время писал очень жесткие и горькие рассказы об афганской войне. Потом бросил. Кого сейчас расшевелишь рассказами о войне, уже успевшей стать историей!

    Инвалид второй группы. По характеру - резкий, колючий, из-за этого разошелся со многими людьми, к которым в принципе относится хорошо. Жалеет ли? Я так и не понял. У него есть несколько друзей из старых спецназовцев - вот кто ему дорог по-настоящему. Врачи категорически запрещают пить, курить, стрессовать, но Карен уверен, что если бросит пить, курить и поддерживать себя в состоянии постоянной рабочей злости, то в считанные дни тихо завянет - как растение.

    * * *

    "Я сначала решил - подрыв, а это мудила-механик умудрился не проскочить арык. Застряли. Но место вроде спокойное. Ждем вызванной по рации подмоги. И тут я вижу - метрах в десяти гюрза, здоровенная такая, с руку толщиной... Выхватываю ПМ, бабахаю ей в голову. На хрена? Не спрашивай, до сих пор не объясню. Нервы? Инстинкт? И вообще, что бы она нам сделала - мы же на броне сидим, высоко! Но только гюрза, вместо того чтобы испугаться, мгновенно оборачивается и атакует нас. Это было как в замедленном кино - она почти летит по воздуху, стремительно извиваясь, я бью из пистолета, и каждый раз пуля взметает пыль в миллиметре от того места, где только что был изгиб ее тела. А, поверь, я стреляю очень хорошо! Гюрза подлетает к БТР, яростно впивается зубами в колесо, а потом как-то очень спокойно, с достоинством уползает.

    Я иногда вижу эту сцену во сне. Знаешь почему? Потому что сам - такая же гюрза".

    "Отец смотрит на меня с высоты"

    "...Моя бабушка по отцу, Сато Григорьевна Акопова, принадлежала к очень богатому тифлисско-армянскому семейству. Что не помешало ей в годы Гражданской войны увлечься большевистской идеей и при грузинских меньшевиках угодить в тюрьму. Дед, папин отец, Леон Навосардович Таривердиев, был князь не князь, скажу аккуратнее: из семьи крупных землевладельцев в Нагорном Карабахе. И тоже - ирония судьбы! - примкнул к красным, командовал конным полком. Именно этот полк первым ворвался в Тифлис, когда громили меньшевиков, причем сразу же поскакали к тюрьме - освобождать сидящих подпольщиков. По семейному преданию именно там на шею молодому комполка кинулась прелестная девушка, в которую красный кавалерист немедленно влюбился.

    Мать у меня Андреева - по отцу. А по другой своей линии она из Мистецких, польских шляхтичей, активных участников восстания 1863 года. Их было два брата, одного повесили, другого сослали в российскую глубь.

    Вообще же первое упоминание о Таривердиевых относится к 1223 году. В битве при Калке на стороне монголов принимала участие тысяча армянских воинов местного князя Тараверды, навербованных в Нагорном Карабахе. Тоже интересно, учитывая дедовы корни.

    После "Бури в пустыне" мне довелось быть в Ираке. На рынке Аль-Рашид забрел в антикварную лавку, наткнулся на древний меч. Действительно древний, я в истории оружия толк знаю. Взял - и поразился, как точно легла рукоять в мою ладонь. Поднял - и не поверишь: явственно услышал в ушах топот копыт, лязг клинков...

    Ничего случайного в мире нет. Отец был занят самым мирным делом на свете - писал музыку. А я стал офицером. Предки сражались с империей - а я ей преданно служил, советской ли, российской ли... Значит, так надо, да?"

    * * *

    "Отец, как известно, умер внезапно, во время кинофестиваля. Мне позвонили на работу. Первое ощущение - оглушенность. Тупо повторяю в трубку: да... надо ехать в Сочи... да... вывоз тела... Домой пошел. Новый звонок - не надо в Сочи, все уже сделано, аэропорт "Внуково", рейс такой-то. Мы с Рудиком Марсесяном помчались во "Внуково". Грузовой терминал. Деревянный ящик с шестизначным номером. Я еще подумал: "груз 200".

    Именно в тот момент я понял, насколько мы с отцом на самом деле были близки и как мне отныне будет его не хватать. Странно. Жили по сути всегда порознь, шли каждый своей колеей, и мне порой хотелось доказать, что я не хуже, может, даже круче, а оказалось: никто из нас не хуже, никто из нас не круче, просто мы - одно целое.

    И я знаю, ЧТО будет в самом конце. Где-то там, наверху, первым, кто меня встретит, окажется отец. "Ну вот, сын, - скажет он, - все больше нас, Таривердиевых, здесь собирается". И поведет в большую светлую комнату, начнет знакомить с какими-то людьми: это твой прадед, прапрадед...

    А пока я живу как под лупой. Отец смотрит на меня с высоты. Правда, не понять, легче от этого или тяжелее".
     
    LibraДата: Суббота, 10.06.2017, 02:42 | Сообщение # 11
    Капитан
    Группа: Модераторы
    Сообщений: 160
    Награды: 0
    Репутация: 1
    Статус: Offline
    http://coollib.com/b/289418/read Карен Таривердиев цикл рассказов "Везучий"


    Везучий (fb2)


    Сообщение отредактировал Libra - Воскресенье, 11.06.2017, 21:50
     
    Форум » Библиотека » История » Афганская война 1979—1989
    • Страница 1 из 1
    • 1
    Поиск:

    Бесплатный хостинг uCozCopyright MyCorp © 2024